|
Тайна горного озера (Алтай).
|
|
| Чулышман
Автор |
19.09.2011 / 11:17 / Сообщение 16 |
|
Сообщений: 8825
| 
ГЛАВА ПЯТАЯ
...На войну Ивашка Чепоков не попал по возрасту.
Но с фронтовиками, досыта хлебнувшими в окопах пороху, ему пришлось общаться много и довольно плотно. Случалось это в основном в лагерном пункте, коих, как и по соседству, немало было разбросано вдоль строящегося современного проезжего полотна Чуйского тракта.
Его обитателей – заключённых, превращённых по воле государства в дармовых дорожных рабочих, выводили на объекты под прицелом других бывших окопников, солдат, вооружённых поначалу трёхлинейными винтовками, а уже после Победы получивших и автоматическое оружие – пистолеты-пулемёты системы Шпагина, ППШ, легендарные к тому времени автоматы с круглыми магазинами для патронов.
Были среди зэков и такие, кто не боялся попасть на мушку конвоира.
Почти всегда рядом с заключёнными на земляных «копательных» операциях оказывались, занятые вольнонаёмными интересами чибитцы, отрабатывавшие там как колхозные трудодни, так и обязательную трудовую повинность. И вот среди них уже никто дотошно не интересовался возрастом местного паренька-сироты, отправленного на тракт вместе с взрослыми по сельсоветской разнарядке.
Самого Чепокова при этом больше влекло иное занятие, чем махание киркой или катание тяжёлой тачки с грунтом. Его стали привлекать исключительно по делу. В основном к решению продовольственных вопросов, когда бригадир направлял паренька добывать провиант артельному котлопункту. Делал что, случайно прознав про уникальные знания юным охотником секретов окружающей тайги.
И он реальным делом подтверждал эту свою вполне взрослую репутацию. Что ни день, хвалился конкретными результатами, никогда не возвращаясь обратно с пустыми руками, при этом ещё и очень экономно расходуя на дичь пороховые заряды, к своему старинному дробовику.
Этот охотничий дар особенно пригодился с появлением в поселке ещё и топографической партии. Её коллектив не только уточнял привязку тракта к существующим картам, но и получил важнейший заказ на изыскания непосредственно по всему горному району.
Когда развернулись полномасштабные работы, штатных специалистов-топографов стало не хватать, потому их число разбавили теми, кто мог оказаться полезным при топографической съёмке местности – проводниками из числа местных жителей и подсобными рабочими – заключёнными, имевшими хотя бы какой-то навык подобной деятельности.
В одной такой полевой экспедиции и оказались вместе её руководитель – новоиспеченный техник-лейтенант Игорь Сергеевич Поляков, подсобник из числа вольнонаемных Ванятка Чепоков и «враг народа» – пожилой уже зек с замашками кадрового военного, вовсе не утраченными за время, проведённое в неволе на каторжном труде. Он не только назвал при знакомстве свой лагерный номер и статью уголовного кодекса, по которой оказался в здешних краях, но и степенно представился Сергеем Львовичем Дауровым, когда пришлось им вместе выходить в тайгу.
Картографическая съемка местности тогда велась компанией, что называется, ни шатко, ни валко, обещая растянуться на необозримое будущее, тем самым, к огорчению изыскателей, нарушая все мыслимые планы, опущенные «сверху» военным топографам. Но тому были и весомые причины, начиная с кадрового голода и заканчивая недостаточным материальным и техническим обеспечением.
И вдруг, после затяжных дождей, буквально заставивших свернуть полевые изыскания основной части сезона, Дауров решил намекнуть на иной выход из ситуации. Он разговорился, будто невзначай, на отвлечённую, но очень похожую тему. Дескать, готов лично помочь продвинуться вперёд в составлении карты, при обещании, разумеется, пересмотра его уголовного дела. Уверенности добавляло каторжнику то, что у него, оказывается, имелись дополнительные материалы от предыдущих картографов, о чём зэк и рассказал своему молодому начальнику.
Не верить бывшему майору органов госбезопасности Поляков не мог. По личному делу, изученному заранее, он уже знал всю подноготную подчинённого. Был осведомлён о том, что по собственной инициативе Дауров прежде занимался тем, что сейчас велось на государственном уровне – изучением тайги и гор обширного сибирского региона.
А ещё из-за этого, как выяснилось, бывший майор и карьерой поплатился. Попал под военный трибунал, о чём в час откровения и поведал коллегам Сергей Львович, понимая, что отказ от его особых услуг может перечеркнуть все планы на скорейшее освобождение:
– А все – господин Оссендовский! – при упоминании фамилии ненавистного человека, едва ли не зубами заскрежетал рассказчик. – Добирался до него, гада, четверть века, но не успел, другие опередили.
Мир скучен для скучных людей.
|
  |
| |
| Чулышман
Автор |
19.09.2011 / 11:18 / Сообщение 17 |
|
Сообщений: 8825
| ГЛАВА ШЕСТАЯ
...Ночью улицы Берлина превращаются в мышеловку для всякого, кто покинул бетонную нору бомбоубежища.
Налёты следуют один за другим, и не успевают зенитные батареи облаять первую волну «летающих крепостей», как ей на смену накатывает другая армада, щедро высыпая из вместительных бомболюков на головы жителей третьего рейха всё новые и новые «рождественские» подарки.
Но на этот раз вроде бы пронесло. Ковёр разрывов ложится где-то далеко на окраине и здесь, в центре столицы лишь новый вер осколков от зенитных снарядов звенит битым оконным стеклом.
– Теперь проскочим, слава богу, эти педантичные янки работают по графику, и у нас в запасе минимум полчаса.
Отвернув обшлаг рукава своего роскошного кожаного пальто, старший в машине глянул на светящийся циферблат часов. Лишь после этого советник дал команду:
– Двигаемся дальше!
Их мощный «хорь», только было спрятавшийся под вместительной стрехой подворотни, снова обрел свободу передвижения. Громко газанув, выруливает на проспект.
Но продвинуться удалось немного. Фары, подслеповатые от надвинутых на них синих «намордников» светомаскировки, тычутся лучами сначала в завал кирпичной крошки, потом упираются в опущенную жердь полосатого шлагбаума.
– Проезд закрыт. Предъявите документы, – коренастый фельдфебель с подковообразной бляхой полевой жандармерии на груди в промокшей под моросящим дождём шинели наводит на пассажиров остановленного автомобиля луч карманного фонаря, после чего, разглядев пассажиров, просит прощения:
– Извините, мой генерал, но таков порядок.
Зато, сверив протянутый документ с личностью советника Ласнера, жандарм уже не столь пристально изучает и путевой лист водителя, и удостоверение второго пассажира «хорьха» – оберштурмфюрера Курта Штернберга:
– Можете ехать. Но всё же, должен предупредить об опасности, – в лесах рыщут банды русских парашютистов.
– Да, январь сорок пятого не лето сорок первого, действительно придётся поберечься, – щёлкнул тугой кнопкой на кобуре пистолета Ласнера, когда чернеющие провалами окон руины центра города остались позади и лимузин выкатил на главную имперскую дорогу.
Нарастающий гул очередной армады ночных бомбардировщиков застаёт их уже проезжающими через старинный дубовый парк.
– Останови, Гюнтер, – советник положил руку, обтянутую чёрной лайковой перчаткой, на плетёный офицерский погон водителя. – Чем чёрт не шутит. Сверкнёт попутная или встречная машина подфарником и эти там, наверху, решат бросить пару заокеанских «гостинцев» на дорогу.
Он не стал даже дожидаться возражений водителя и попутчика:
– Подождём, пока назад не пойдут.
Как раз к концу фразы впереди открылся поворот в самую чащу по-зимнему костлявых деревьев.
Там и остановились, проехав от шоссе по просёлку ещё с десяток метров.
Щёлкнув дверцей, советник вышел из тёплой кабины под моросящие струи нескончаемого дождя.
– Не желаете освежиться, оберштурмфюрер? – приветливая фраза даже сейчас, в полуночной мгле, заставила улыбнуться немудрёной шутке и водителя, и пассажира.
– Теперь – дело! – внезапно остановившись, советник безошибочно и с силой, совсем не стариковской, взял под руку своего более молодого спутника. – Надеюсь, сейчас-то уж вы знаете, что каждая минута промедления смерти подобна! Не повторите прошлой ошибки!
Этому заявлению имелись веские основания. Действительно, ещё неделя-другая – и там, куда должен был сегодня отправиться Курт Штернберг, ему уже делать будет нечего, разве что сдаться в плен.
Именно сейчас был последний и единственный шанс успеть. На аэродроме, куда они и направлялись, их уже ждал транспортный самолёт.
Советник не очень-то упрекал своего молодого спутника. Ведь ошибся Курт не по собственной вине. Слишком поздно наткнулся в семейном архиве на письмо своего дальнего родственника.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
19.09.2011 / 11:19 / Сообщение 18 |
|
Сообщений: 8825
| Именно знакомство с содержанием послания на жёлтой, выцветшей от времени бумаге и выгнало сейчас под бомбы и дождь его вместе с непосредственным шефом по гестапо – советником в чине бригаденфюрера СС Отто Ласнером.
– Документы готовы и вам остаётся только одно – вытряхнуть из этого полячишки всё, что он знает!
В голосе умудрённого жизненным опытом старого разведчика Ласнера ясно чувствовались жёсткие нотки человека, привыкшего к безоговорочному повиновению.
– Ну а я всё же хочу напомнить ещё лишь об одном.
Он глубокомысленно сделал паузу.
– О том, что кроме нас с вами никто не должен знать истинного повода полёта в Варшаву. Официально вы – эксперт по эвакуации архивов.
– Так точно, мой генерал!
– Оставьте эти солдафонские штучки, зовите просто – советник,– снова стал старчески дребезжащим тон Ласнера. – Не сорок первый год всё же. Скоро всем один исход. И то, сумеем ли мы изменить его в нашу с вами пользу, находится в собственных руках. С таким богатством любая страна примет как родных.
Зашуршали листья под отдаляющимися шагами, и Курт Штернберг заспешил вослед Ласнеру, туда, где приглушённо урчал мотором автомобиль из гаража гестаповского управления.
Машина тронулась тотчас, лишь шофёр убедился, что бригаденфюрер удобно устроился на своем сидении.
– Маршрут прежний, до аэродрома? – не отрывая взгляда от набегающего шоссе, спросил он, когда впереди снова открылось бетонное полотно главной дороги рейха.
Генерал уточнять не стал, заявил только о главном условии:
– И как можно быстрее! Нужно спешить.
Ещё трижды миновали они контрольно-пропускные пункты, пока не оказались в начале взлётной полосы, где уже ревел прогреваемыми моторами транспортник.
– Давай, мой мальчик, – напоследок советник пожал Курту руку, когда тот, оставив в чреве самолета чемодан, высунулся из распахнутого проёма боковой двери.
Моторы заревели сильнее, и советник, прижимая к голове генеральскую фуражку с высокой эсэсовской тульей, пошёл прочь от самолёта, в темноту – к ожидавшей его машине.
Взметнув струёй от винтов, вихрь брызг со своих широких плоскостей, «юнкерс» сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее побежал по взлётной полосе, и только там тяжелогружёная машина смогла оторваться от земли, после чего по пологой траектории ушла под низко висящие облака ночного неба.
– В Берлин! – отрывисто бросил шофёру Ласнер, когда стих гул взлетевшего самолёта и пора было отравляться назад.
На рассвете «хорьх» уже подъезжал к столичному пригороду, а ещё через час на покорёженную машину наткнулся патруль полевой жандармерии.
– Я же говорил, что могут быть диверсанты и нужно соблюдать осторожность, – присвистнул фельдфебель, увидев знакомый ему по предыдущей ночной встрече лимузин.
Только теперь уже не роскошный лимузин, как прежде, а в шмотья развороченный взрывом металлолом.
– Но, не сойти мне с этого места, тогда пассажиров было двое!
Сочувствующим взглядом он проводил к санитарной машине носилки с извлечёнными трупами водителя и гестаповского генерала. После чего принялся за составление акта о происшествии. Тем более что навык был – каждую ночь в Берлине рвались не только авиабомбы, но и мины диверсионных вражеских групп, и гораздо чаще, чем ближе накатывал к столице третьего рейха фронт, бывший уже на подступах к Варшаве.
Тем временем, набрав высоту, самолёт словно нырнул в чернильницу. Густая, будто осязаемая темнота в грузовом салоне не располагала к общению. И редкие пассажиры, разместившиеся на ящиках и мешках со срочным грузом для передовой, молча, сносили неудобства.
– Ведь, наверное, лучше сидеть в этом мраке, чем попасть на прицел русских «ночных охотников», – по достоинству оценил преимущества светомаскировки Курт Штернберг.
Было и ещё одно обстоятельство, мирившее молодого гестаповца с неудобствами полёта. Меньше всего ему хотелось афишировать этот визит в осаждённую столицу протектората, и чем уже круг людей, которые могут запомнить его физиономию, тем лучше.
Хотя знал – экипаж, и пассажиры «Юнкерса», выбранного для своего порученца советником Ласнером, не входили в число любопытных; их удел, как известно согласно той фрау из детской присказки – «оставить свой нос на базаре».
– Как там её звали? Ах, да – Варвара! – усмехнулся неожиданной мысли Курт.
...Россия была его первой Родиной.
До того, правда, как революция вымела оттуда их семью – старинный обрусевший род – наполовину немецкий, наполовину венгро-гуннский, в чьих жилах текла кровь рыцарей крестоносцев и корсаров Балтийского моря.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
19.09.2011 / 11:19 / Сообщение 19 |
|
Сообщений: 8825
| Жили богато, но гражданская война заставила паковать чемоданы и отправляться в Фатерлянд. Причём не столь ради поиска исторических корней, сколько в надежде обрести надёжное убежище от выпавших передряг, в первую очередь тех, что были связаны с одним из отпрысков семьи – бароном Романом Фёдоровичем Унгерном.
В любое другое время такой роднёй можно было бы, конечно, гордиться. Как же – генерал-лейтенант, кавалер белого Георгия и золотого оружия за храбрость, командующий конно-азиатской дивизией, повелитель сказочной Хутухты – древнего монгольского государства.
Но настал день, вернее, ночь, и всё пошло кувырком.
Хорошо помнит Курт, как его, совсем мальчишку, вели в потёмках по раскисшим от осенних дождей дорогам. Потом заставляли ползти по сырой траве, преодолевая границу. Тогда, говорят, едва сумели они опередить визит чекистов, нагрянувших с ордером на арест, и тем спасти свои жизни.
Много лет прошло, а нет-нет да вспомнят в семье приход ангела-хранителя – простого казака, истинно преданного барону. С далёкой Сибири он привёз не только весточку о страшной кончине своего командира, но и его предсмертные записки.
– Тогда, как разбили нашу армию, нас – рядовой состав – красные к себе перемобилизовали. Мало кто с офицерами и его высокопревосходительством под суд ЧК пошли, – за кружкой чая делился в ту ночь посыльный. – Ну, однажды довелось и мне караул нести в тюрьме, где, значитца, и содержали. Так Роман Федорович на словах ваш адрес дал и вот эти самые записки. Потому я их и привёз, чтобы передать, как было велено.
Казак протянул убористо покрытые неровным почерком листки.
Видать, писал их генерал в спешке, как только и могло быть в камере смертников в ожидании расстрела.
Ушёл неожиданный посыльный, и в тот же час стали собирать вещи все Штернберги:
– Если уж Романа Фёдоровича расстреляли, то и до нас непременно доберутся красные дьяволы. Спасаться надо. Детей от беды уводить!
Много позже надеялся Курт: доведется ещё раз побывать на прежней петербургской квартире, особенно когда войска рейха стояли у самого города, пока держали блокаду.
Только всё вот как вышло – красные уже у Варшавы. И его задача – хотя бы на день опередить их, выполнить задание советника Ласнера.
С ним младшего Штернберга свёл опять же случай.
Как-то, будучи дома в краткосрочном отпуске по фронтовому ранению, принялся рыться в семейном архиве и в груде пыльных фотографий, документов, множества теперь уже никому не нужных финансовых счетов нашёл толстую тетрадь в зелёном коленкоровом переплёте, а также пачку мятых листов, испещрённых знаками скорописи:
– Мама, что это? – раскрыл он слипшиеся от времени страницы, вкривь и вкось покрытые карандашными записями.
– Фронтовой дневник Романа Фёдоровича и то самое письмо, что солдат привёз, – ответила та с немецкой педантичностью и, посеяв тем самым зерно любопытства в душу сына, изнывавшего от вынужденного безделья.
– Вот оно что! – заинтересовался Курт.
Времени у него свободного тогда было много, и он углубился в содержание записей барона.
Конечно, долгие годы, прошедшие с тех пор, как он совсем мальчишкой готовился к поступлению в петербургскую гимназию, не прошли даром. Хотя уже утерян был и навык русской разговорной речи, но всё, же сумел Курт разобрать содержание записок. Тогда же и ахнул:
– Это же ключ к сокровищам!
Но ключ-то был, а вот до замка, плотно закрывавшего тайну барона Унгерна, самому добраться не удалось.
Снова попал на фронт, а там разве до поисков?
Но не было бы счастья, да несчастье помогло.
Выручило новое ранение: попав на излечение в Берлин, решил обратиться к старинному приятелю семьи – советнику Ласнеру, занимавшему крупный пост в политической разведке.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
19.09.2011 / 11:20 / Сообщение 20 |
|
Сообщений: 8825
| Он-то, всерьёз заинтересовавшись необычным завещанием былого диктатора Монголии – Хутухты, сумел сначала перевести Курта под своё «крыло», после чего дал ему особое поручение.
И с тех пор поиски пошли с новой силой. Так и вышли они оба к финишу в своем поиске. Ленточку же предстояли пересечь Курту именно в Варшаве, куда привели следы человека, точно знавшего судьбу военных трофеев Унгерна.
В памяти Курта Штернберга словно отпечатались строчки из заветной баронской тетради:
«...Знаю, что ждёт меня смерть. Красные не пощадят, и предстоящий суд – чистая буффонада. Но одно радует – сумел я таки разбудить этот азиатский народ на священную войну. Будут ещё потомки Чингисхана, народы монгольской расы править миром. Создадут азиатскую федерацию и под главенством Китая наложат новое иго на Европу. Начало же буддийскому военному ордену я положил хорошее. И доверил его надёжному человеку – Фердинанду Оссендовскому. Это он до поры до времени запрячет мою казну, чтобы потом финансировать очистительный поход азиатов против красных. Средства же для того вполне достаточные...»
Да, доверил дядя тому поляку много – 24 ящика с золотом. 120 килограммов алмазов, большой расписанный узорами сосуд с драгоценными камнями – слово в слово помнит опись Курт, только обманул его прохиндей, прикарманил ценности, завещанные расстрелянным чекистами генералом.
Долго, ох, долго искали они с советником Ласнером следы Оссендовского, пока не нашлась единственная ниточка, потянув за которую, можно было размотать клубок тайны. Еще несколько часов – и душу вытрясет Курт из этого старика. Заставит сказать правду, куда дел сокровища!
...Иллюминаторы, щедро рассыпанные по борту транспортного «юнкерса», посерели от рассвета. В салоне уже можно было оглядеться по сторонам, различить, с кем свела судьба в этом неожиданном спецрейсе.
Курт поднял воротник шинели, зябко уткнулся лицом в скрещённые на груди руки. Попытался уснуть, но тут лязгнула дверь в пилотскую кабину. Из проёма показалась голова пилота в чёрном кожаном утеплённом лётном шлеме:
– Подлетаем. Под нами – Варшава.
На аэродроме уже, видно, были предупреждены о визите гестаповского чина из Берлина с особым заданием.
Курта Штернберга ждала кургузая трофейная машина, возле которой переминался с ноги на ногу пожилой водитель, очевидно, из запасников, призванных после тотальной мобилизации.
– Извините, господин оберштурмфюрер, но другого свободного автомобиля в гараже не было. С транспортом сейчас туго – весь на фронте.
Виноватый тон водителя хоть и не прибавил настроения посланцу советника Ласнера, однако он и из этого попытался извлечь свою выгоду – ухватился за повод обойтись без лишних свидетелей:
– На этой колымаге я и сам справлюсь, – заявил барон. – Отправляйтесь в часть, а вечером я пригоню машину сюда же, на аэродром.
Солдат не возражал:
– Как изволите.
Дорожная карта и путевые ориентиры польской столицы ещё в Берлине были изучены Куртом до мелочей. И всё же ему пришлось изрядно поплутать, разыскивая в предместье огромного, разрушенного войной города неброское местечко Жулниви – последнее пристанище душеприказчика опального барона Романа Фёдоровича Унгерна фон Штернберга.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Kvozim
|
19.09.2011 / 16:12 / Сообщение 21 |
|
Проверенный
Сообщений: 254
| что-то новенькое)))
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:24 / Сообщение 22 |
|
Сообщений: 8825
| ГЛАВА СЕДЬМАЯ
С улицы нужный дом – некогда красивый особняк под красной черепичной крышей – казался нежилым.
Тропинка от кованой из железных прутьев калитки была запорошена толстым слоем снега. И, несмотря на морозное январское утро, над трубой – ни дымка.
– Может, околел старик? – с растущей в душе тревогой подумал Штернберг.
Через опущенное стекло кабины долго смотрел он на жилище человека, в чьей власти было осчастливить его или оставить как сейчас – буквально нищим.
Не заметив на длинной, утыканной голыми в эту пору тополями, улице ничего подозрительного, Курт мягко зашагал по сугробу, направляясь к крыльцу.
Рыхлый снег по щиколотку скрывал его ноги в крепких хромовых сапогах. «Сразу видно, что здесь всю зиму не привечали гостей», – ещё раз отметил про себя Курт.
Предположение подтвердилось, когда визитёр уперся в заколоченную гвоздями дверь. Всё говорило о запустении и особенно – грязные разводы на стекле в шипках входной двери. Пришлось идти вкруговую, в надежде отыскать другой доступ в жилище.
Он не ошибся. Нашёл «чёрный вход», ведущий внутрь из заброшенного теперь сада на обратной стороне особняка.
Эта дверь открылась легко – от простого толчка.
Веранда внутри имела совершенно нежилой, запущенной вид, чем можно было представить. Но когда посетитель решил идти дальше, из очередного дверного проёма пахнуло застоявшимся, спёртым воздухом давно не проветриваемого, но вполне обитаемого помещения. Тусклый полумрак, не рассеянный до конца даже светом из окон, наполовину зашитых фанерными листами, не позволял сразу оценить обстановку.
И тут тяжёлый вздох, затем кашель из дальнего угла заставили гестаповца схватиться за оружие:
– Кто здесь? – гаркнул он, поводя по сторонам стволом выхваченного из кобуры воронёного «Вальтера».
Ответа не последовало, но подойдя поближе, Курт Штернберг сам убедился, что никакой опасности для него нет. Из-под горы наваленного тряпья, старых шуб и ватных одеял на него глянуло жёлтое восковое лицо измученного голодом и болезнями старика.
– Господин Оссендовский, не правда ли? – успокоился и оттого даже усмехнулся былому страху офицер.
Чтобы разглядеть хозяина лучше, он чиркнул перед его лицом никелированной зажигалкой с семейной монограммой по массивному корпусу.
Высокий узкий язычок пламени затрепетал под его дыханием, осветив и для сидевшего в кресле старика обличие эсэсовца с его продолговатой физиономией, не особо украшенной рыжими, опущенными по углам рта, усами. Дополняла всё увиденное Оссендовским высокая офицерская фуражка с серебряной эмблемой мёртвой головы над скрещёнными костями.
– Барон! Неужели Вы. С того света по мою душу? – слабо воскликнул старый поляк и едва не лишился чувств от волнения.
Почти месяц прошёл с того дня, как Фердинанд Оссендовский остался один в снятом им еще до войны особняке. Видно, что-то случилось с приходящей домработницей, и теперь ему – жалкому, парализованному старику только и оставалось, что дожидаться здесь, в похожей на могильный склеп спальне конца своей бренной жизни.
И это видение в его замутненном сознании разбудило целую волну переживаний:
– Барон, вас же красные расстреляли? Я точно слышал! – прошамкал он беззубым ртом.
Однако Оссендовский не всегда был таким старым, больным и беспомощным. Более того, сам барон фон Унгерн, познакомившись с ним на охоте во время первой мировой войны, пригласил с собой:
– Получил новое назначение у Керенского – ехать в Забайкалье для формирования добровольных частей. Двинули со мною, пан!
– Служить Алексашке? – усмехнулся тогда ясновельможный доктор Оссендовский. – А как же мои географические исследования?
– Вот их-то как раз и добавится, – расхохотался Роман Федорович. – Сибирь – это такая бескрайняя страна, скажу я вам, что там скучать не придётся.
Всю августовскую ночь, забыв про утиную тягу на озёрном плёсе, Унгерн тогда с увлечением рассказывал о том, как ещё до войны немало прошагал по стране, добираясь до Петербурга, практически лишь с одним ружьём да сворой охотничьих собак.
Тем скитаниям был весомый повод, если судить из того, что поведал барон своему собеседнику:
– Интриганы способствовали тому, что меня уволили из моего Нерчинского полка, потому хотел в дороге развеяться, – худое лицо озарилось добротой, вислые усы раздвинулись в улыбке. – И, понимаете, приключение было почище самого Майн Рида.
Убедил тогда отставной есаул лёгкого на подъём поляка на совместное путешествие. Тем же последним летним месяцем они отправились в путь, действительно оказавшийся не таким уж утомительным, благо, что и третий попутчик выдался под стать обоим – общительный хоть за карточной игрой, хоть за питейным столом атаман Семёнов.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:24 / Сообщение 23 |
|
Сообщений: 8825
| Почти на четыре года затянулось то путешествие, в течение которых был Оссендовский вроде порученца у барона Унгерна, постоянно менявшего свои должности – от эмиссара временного правительства до командующего колчаковским тылом в Забайкалье.
Когда же адмирала разбили, то, после эвакуации японцев, с теми же ушёл в Китай из их тёплой компании Григорий Михайлович, общий друг по приятному времяпровождению – атаман Семёнов.
Не остался «ждать с моря погоды» и Штернберг. Барон повёл свою конно-азиатскую дивизию тоже за кордон, но – в другом направлении. Отправился в монгольские степи.
И вновь случились уговоры:
– Будешь, Фердинанд, лично знаком с их обычаями. А уж я тебе такое сафари устрою, что пальчики оближешь, – балагурил Роман Федорович, качаясь в седле рядом со своим польским другом.
Что и говорить, знал барон куда направляться. Как задний двор родительского особняка он успел изучить древнюю азиатскую страну – Хутухту. Некогда земли – за семью печатями. Ещё с китайцами воевал здесь до того отменно, что его – командующего всей монгольской конницей – назвали за храбрость «Сыном Неба».
И вот совершает новый вояж, только сам теперь постаревший, с четырьмя ранениями на Мировой войне, да с золотым оружием, да с орденом Георгия на генеральском френче.
Только генеральские погоны «его превосходительства», как и былую, почти беспредельную власть получил уже от Верховного правителя – Колчака.
Ох, и удачным был в ту пору для искателей приключений по-майн-ридовски – с сафари начавшийся 1921 год.
Смерчем прокатились по степям. С ходу взяли у китайцев оккупированную ими столицу страны – Ургу. Да и как не взять, если половина гарнизона перешла на сторону барона, едва его десятитысячная конная лавина при мощной поддержке артиллерии подступила к окраинам кочевого города.
Не день и не два трещали тогда выстрелы по тибетским домам, кумирням, монгольским садам, храмам. Шли резня и грабёж. Но и здесь чувствовалась твёрдая рука новоявленного диктатора.
С утра до вечера мелькал он, то тут, то там в своём синем монгольском халате с прицепленными на плечах генеральскими погонами и белым «Георгием» на груди. Его автомобиль можно было встретить, казалось, везде. И как итог – пополнились те ящики в обозе, которыми распоряжался лично доверенный барона – Фердинанд Оссендовский.
Даже не серебро, а исключительно золото, алмазы, да прочие драгоценные камни шли в казну диктатора, принявшего к тому времени новую религию – буддистскую.
– Станем, господин пан, с тобой ещё Европой заправлять, как разбудим от спячки этих вот потомков великого Чингисхана, – любил говорить знаток «монгольского сафари», теперь и носитель титула Сына Неба.
Об этом вовсе не забыл его друг по кочевой жизни.
– Вот и дошли до ручки, доуправлялись, – стекла слеза по щеке ставшего совсем дряхлым стариком Оссендовского, – сам пришёл ко мне покойником, да и я недалёк до того.
Нахлынувшие воспоминания снова и снова возвращали его в прошлое.
Помнит он до мелочей, как пришли сведения о походе на них сибирской народной революционной армии во главе с Блюхером. Вместе с тревожным известием тогда наступила настоящая паника – побежали в разные стороны слабые духом. Помнит Оссендовский и то, как решился Унгерн на бой с красными. Правда, накануне направо-налево казнил предателей. Давил их как крыс, бегущих с тонущего корабля.
Ну а самой развязки Фердинанд не застал. Был уже далеко от тех мест, где в последний раз испытал Унгерн свою судьбу на поле брани.
А до этого заставил привезти в свою юрту древнюю старуху-гадалку, знаменитую на всю здешнюю округу. Строго глянул в её полумонгольские-полуцыганские плутовские, несмотря на возраст, глаза:
– Гадай, бабка. Говори всю правду!
А у самого словно бушевал пожар во взгляде. Так и пылал от возбуждения высокий генеральский лоб. Топорщились, словно у молодого, как пики – рыжие усы.
Конечно, многое напоминало обо всех прожитых в последние годы передрягах и волнениях. Не остались они обойдёнными стороной, и сейчас был барон уже не таким, как прежде. Выглядел совсем худым, ни дать, ни взять – покойник. Одно и оставалось – лишь высохшая кожа да кости. И все же ещё как будто чёрт в нём сидел – так и пёрла энергия через край.
Явно опасаясь возможной и страшной расправы, усердно гадала генералу старуха. Ведала: если словчит – не пожалеет её диктатор, не задумываясь срубит голову шашкой, эфес которой золотом горит на поясе синего расшитого золотом халата.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:25 / Сообщение 24 |
|
Сообщений: 8825
| Жутко было глядеть, как прорицала, билась в судорогах и жгла на углях птичьи кости. И всё выходило, что отвернулось счастье от барона.
– Вот где судьба! – разошёлся, услышав предсказание, Унгерн. – Но смерть меня и так всю жизнь преследует. Видно, не жить больше. Только я и этого не боюсь.
Щедро наградил старуху.
С другом Оссендовским же долго после этого секретничал Унгерн, всё обсказывал, куда везти поляку «золотой обоз». Где спрятать до лучших времён, чтобы, когда понадобится, обеспечить средствами вновь возродившийся основанный им буддийский военный орден.
С тем и пошёл затем барон на красных, а друг его неразлучный – совсем в другую сторону. Потом пришлось услышать, что был казнён Унгерн той же осенью красными.
– И вот надо же – вновь передо мной стоит, отчёта требует барон Роман Федорович... – шепчут губы старика.
– Спокойнее! – осёк его незваный визитер, горделиво прохаживаясь перед Оссендовским.
Пистолет он уже давно спрятал в кобуру, понимая, что и с голыми руками способен заставить поляка сделать всё, что понадобится, в том числе и признаться в прошлом, подробно рассказать всё о ценностях предка Курта Штернберга.
Прежде чем начать настоящий допрос, он счёл необходимым представиться:
– Барон, да только не тот! Не Роман Фёдорович, а Курт фон Штернберг, – даже теплее стало на душе у посетителя от того, что отметил хозяин его сходство со знаменитым родственником. Эсэсовец не скрывал, что гордится своей родословной:
– Вы, если я правильно полагаю, ни кто иной, как сам знаменитый доктор Оссендовский?
Словно очнулся старик от наваждения. Прояснился взгляд. Понял, что не дьявол в образе Унгерна пришёл по его душу, требовать ответа за доверенные сокровища...
Только, как ни стар, ни тщедушен, а молчит поляк. Не желает говорить о том, как и куда дни и недели скрипели колёсами тяжелогружёные телеги золотого обоза, куда под дулами маузера гнал людей, торопил, опасаясь за собой погони.
Не верил, что утаил фон Унгерн от красных суть их секретного разговора. Ждал погони. Но её не было.
Более того, во многих местах встречали его тайные члены унгерновского буддийского военного ордена – помогали сменить лошадей, давали провизию, едва услышав известный им да Оссендовскому назначенный бароном пароль.
Много лет спустя узнал он и о казни несостоявшегося монгольского диктатора, и о долгих допросах. Как и о требовании красных в обмен на жизнь выдать сведения о том, куда дел награбленные в Урге и походах ценности.
Сулили и многое другое. И всё же промолчал Роман Фёдорович, не выдал, – от чего ещё более зауважал его бывший товарищ по монгольскому «сафари». Утверждали очевидцы, что даже в улыбке дрогнули генеральские рыжие вислые усы, когда у стены в смертный час услышал:
– В последний раз спрашиваю – где алмазы, гражданин барон?
Ничего не ответил. Предпочёл, молча взглянуть в дуло наведённого ему в лицо револьвера.
Тот выстрел по приговору Сибирского революционного трибунала оставил на земле лишь одного посвящённого в тайну – Оссендовского, теперь больного, дряхлого старика, такого доступного любому. В том числе и этому пахнущему дорогим французским парфюмом молокососу в ненавистной гестаповской форме, готовому растерзать старика своими крепкими жилистыми руками, затянутыми в чёрные лайковые перчатки.
– Где состояние барона Унгерна? Он вам его поручил! – настойчиво уже которую минуту тряс старика Курт. – Говори, всё равно подохнешь, не взять тебе с собой золото в могилу.
Однако старик молчал.
Выговорившись с тенью настоящего барона из прошлого, он теперь не желал произносить ни слова, чем довёл Курта до белого каления. Со злостью схватил немец упирающегося старика за грудки, притянул к себе, намереваясь любой ценой добиться признания, но только безвольно поникла голова поляка на худой шее, безжизненно закатились глаза.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:26 / Сообщение 25 |
|
Сообщений: 8825
| Совсем расстроился истязатель, когда понял, что теперь, со смертью Оссендовского, не осталось больше никого, кто бы ещё мог поведать о спрятанных от большевиков сокровищах.
Чувствуя, как что-то оборвалось в душе, с наступившей тоской понял Штернберг-младший, что своими руками разрушил возможное счастье всей будущей жизни: теперь никто и никогда не наведёт на истину в столь неудачно завершившихся поисках клада монгольского диктатора Хутухты. Оборвалась последняя нить, хоть как-то связывавшая его с прошлым.
...Остывая от горячки допроса, эсэсовец осмотрелся по сторонам. Дом старика Оссендовского лучше любых слов говорил ему о своём хозяине-авантюристе, искателе приключений. Всюду, где бы ни пытался найти гестаповец хоть что-то, проливающее свет на тайну сокровищ диктатора, спрятанных поляком, он наталкивался лишь на предметы его личных пристрастий – сувениры и безделушки.
Их сумел вывезти сюда за долгие годы своих скитаний знаменитый путешественник, побывавший практически во всех странах Азии. Расписная керамика, плетёные циновки попадались на каждом шагу в доме Оссендовского.
– И ничего, чтобы указывало место, где хранил пан Фердинанд самое для Курта сокровенное, – бесновался незваный гость.
Правда, оставалась надежда поискать и на книжных полках, от пола до потолка заставленных томами. Книги были самые разные. Одни – в роскошных кожаных переплётах. Другие – в дешёвых обложках, коленкоровых. Тем самым говоря о том, что нужны были для работы, а не просто в качестве колера к меблировке или ненавязчивого указателя посторонним о начитанности хозяина.
После получаса изучения стеллажей, надышавшись пылью, покрывавшей книги, и окончательно убедившись в тщетности поисков, Штернберг решил отправляться восвояси – ни с чем, и сделал бы это раньше, но пугала встреча с советником Ласнером. Знал, что такие как он бонзы ошибок никому не прощают!
Торопиться же заставил низкий утробный гул, от которого жалобно зазвенели остатки стекла в оконных рамах, на две трети зашитых фанерой. «Налет!» – понял Штернберг, выскакивая из мрачного пристанища мертвеца на свежий воздух.
Тугая волна близкого разрыва бомбы встретила его на крыльце и больно швырнула на стену. Когда Курт пришёл в себя, всюду стелился дым от занявшихся огнём строений. Едко пахло сгоревшей взрывчаткой. Но, на счастье, гул моторов стих. Опорожнив свои утробы, бомбардировщики, видимо, ушли на свои базовые аэродромы за новой партией фугасок.
Удар взрывной волны оказался более сильным, чем подумалось вначале Штернбергу. Мутило, кружилась голова.
С трудом поднявшись с земли, покачиваясь на своих ногах, негнущихся от контузии, он обогнул особняк. Пошёл, ступая по следам на снегу, ранее оставленным им же самим. Только утром покров был белым и пушистым, а теперь перемешанным с сажей и землёй.
Только выпавшие испытания были цветочками, тогда как ягодки ждали его впереди.
То, что увидел эсэсовец, выйдя из-за угла дома, ему хотелось принять за наваждение. Он даже зажмурился, не веря в представшую его взору картину, но раскрыв ещё слезящиеся от контузии глаза, Штернберг убедился в реальности ещё одного – нового несчастья, свалившегося на его голову.
Эта сторона улицы пострадала от бомбежки больше всего. Чёрные, в комьях вывороченной земли оспы воронок покрывали всё обозримое взглядом пространство, не затянутое дымом пожарищ, и больше всего коптил опрокинутый вверх колёсами его вездеход, полученный на аэродроме по прилёту в Варшаву.
«Это как же теперь я? – мелькнуло в воспалённом мозгу. – Ведь пешком-то и за два дня не доберусь. Улетит «юнкерс», посланный сюда Ласнером!» Ещё ужаснее представлялся обратный пеший путь в его нынешнем обличье шикарного гестаповского офицера в то время, когда с минуты на минуту город могли взять русские. А здесь, на окраине, не только они, но и партизаны становились реальной угрозой, знал Штернберг. До боли закусив от обиды тонкие губы, Курт так сжал кулаки, что затрещала лайковая кожа перчаток.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:26 / Сообщение 26 |
|
Сообщений: 8825
| Но тут, забыл и об этом. С улицы донеслись голоса, топот многих ног, копыт и скрип тележных колёс. Услышав этот шум, стремительно, как тень, нырнул Штернберг от неожиданных свидетелей обратно – в дом Оссендовского, и уже там попытался не просто укрыться от посторонних глаз, но и в корне изменить своё обличие.
Поиск гражданской одежды не занял много времени. Ещё делая обыск в поисках карт или дневников старика, Курт, тогда не совсем осознанно, приметил, где хранились его костюмы. Один из них и пришёлся ему, как раз впору:
– Сразу видно – до болезни крепок был да осанист старикан, – присвистнул, разглядывая себя в новом обличии, гестаповец.
И тут же решил для себя, как быть дальше, когда единственные документы – офицера СС могли лишь смертельно навредить владельцу. Пришлось избавляться от греха подальше от удостоверения со свастикой на тиснёной коже обложки. «Для русских попробую сойти за беженца, а уж своим как-нибудь всё объясню», – прикинул Штернберг.
Разорвав на клочки несколько книг и журналов, он развёл в камине огонь, в который бросил тугое портмоне с удостоверением, пропуском и предписанием ко всем чинам рейха оказывать ему всяческую помощь. Когда пламя, вспыхнув в последний раз, стало угасать, поднялся от камина, выдернул из-под мёртвого хозяина дома клетчатый шерстяной плед, накидал в него несколько первых попавшихся ему под руки книг и прочего скарба, после чего стянул узлом образовавшийся большой узел. Подсознательно он сделал это пущей достоверности, чтобы уж никто не усомнился, что действительно погорелец идёт с пепелища.
Днём отправляться в дорогу Штернберг не отважился. Могли, по его мнению, в округе найтись те, кто видел его выходящим из машины у дома Оссендовского. Лишь дождавшись наступления вечерних сумерек, беглец взвалил свою объёмистую, хотя и не очень тяжёлую поклажу на плечо.
– Прощай, старик,– бросил он напоследок с горькой усмешкой распластанному на затоптанном полу старику. – Жаль, что забрал ты всё с собой.
От гнева надулись желваки на скулах жертвы собственной алчности.
– Впрочем, там тебе это не понадобится.
...За ночь он ушёл довольно далеко, уверенно ориентируясь по местности, ведь её хорошо изучил на карте ещё тогда, когда готовился к встрече с душеприказчиком своего дяди-барона.
Наверстать упущенное время ему, конечно, не удалось. За тот день, что ушёл на выяснение отношений с Оссендовским, восточный фронт был прорван, и туда, куда Курту было нужно – на Берлин, раскисшими январскими дорогами уже тянулись танковые колонны русских.
Так и пошёл вослед, прося ночлега, где пустят в тепло и, питаясь в пути, чем придется. Пока, уже поздней весной, когда и войне случился конец, не наткнулся на него патруль союзников.
– Беженец, говоришь? Поляк? – осклабился, глядя на перепачканную сажей костров, давно не мытую физиономию путника детина в форме американского пехотинца с тусклыми сержантскими нашивками на рукаве куртки защитного цвета.
– А вот сейчас посмотрим, кто ты да что. Раздевайся!
Ёжась под насмешливыми взглядами солдат, Курт сбросил с себя заляпанные грязью пальто, пиджак. Стал расстёгивать ремень на брюках.
– Пока не надо, – повёл стволом автомата сержант.– Рубашку снимай.
Когда Штернберг повиновался, последовал ещё один приказ, прозвучавший с нескрываемой угрозой:
– Подними руки.
Задержанный и тут не стал перечить, продемонстрировав остановившим его бывшим врагам главную улику своего пребывания в элитных частях поверженного рейха.
– Так и есть! Видишь наколку на подмышке – там у эсэсовцев принято отмечать группу крови! – удовлетворённо показал старший военнослужащий среди патруля своему напарнику и тут же рявкнул на Курта: – Собирай свои пожитки и следуй за мной. Я такими беженцами, как ты, уже целый лагерь набил.
Арест, краткое расследование и суд Курт Штернберг перенёс как в бреду. Когда же через год получил освобождение, в канцелярии, к его удивлению, выдали и личные вещи – тот самый узел, собранный на дорогу в доме Оссендовского. Так и пришёл с ним в родительское поместье, оказавшееся в восточной зоне оккупации.
Многое в ту пору пришлось ему продать или обменять на продукты. А вот книги старика ходу не нашли – не было спроса на польское чтиво. Забросил их на чердак неудавшийся искатель сокровищ, туда, где когда-то нашёл старое письмо барона Унгерна – потомка крестоносцев и диктатора Хутухты, – заманившее его в варшавскую ловушку.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:27 / Сообщение 27 |
|
Сообщений: 8825
| ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
...Экспресс до Берлина шёл точно по графику движения. Да иначе и быть не могло. Голубой состав, где каждый вагон носил свой фирменный облик, никогда не опаздывал. Успевал даже в смутные времена. А когда из двух германских республик, разъединённых итогами послевоенной политики, снова образовалась одна, экспресс тем более ни разу не нарушил заведённого уклада. Особенно сейчас, когда приобщённая исключительно к Западной Европе германская столица старалась быть пунктуальной во всём.
– Господа, через пять минут конечная остановка, – медовый голос старика-кондуктора, показавшегося в раскрытом дверном проёме купе, нарушил раздумья сидевших на креслах пассажиров – почтенного вида семью зажиточных бюргеров, не только стариков, но и их повесы-отпрыска. Ладного молодого человека выделял из толпы яркий нашейный шёлковый платок под джинсовой курткой, потёртость которого лишь подтверждала высокую цену наряда, и золотой массивный браслет на запястье с гравировкой на одной из пластин – «барон Унгерн фон Штернберг».
Вот только имя парня диссонировало, шло в разлад с обликом представителя западногерманской «золотой молодёжи».
– Давай, Роман, собирай вещи, скоро выходить, – надтреснутый выговор старика нарушил установившуюся в купе тишину.
На перроне их ожидала приятная дама из экскурсионного бюро. Улыбаясь за каждой фразой, всем своим обликом она старалась угодить богатым клиентам, и потому, не дав им передышки после общения с кондуктором, назойливо защебетала о том, что на привокзальной площади ждет такси и до родового поместья Штернбергов всего час езды.
Старику Курту фон Штернбергу льстило даже это показное почтение. Знавал он совсем иное отношение у себя в Мюнхене, где пришлось жить все годы, на которые занесла туда судьба. Там его положение – простого коммивояжёра среднего достатка – не могло вызвать подобного обращения.
И вот наступило долгожданное возвращение в родные места.
Пока голубой разболтанный за годы эксплуатации автомобиль «вартбург», с мигалкой-гребешком таксомотора на крыше, катил по пригородному шоссе, направляясь в их вновь обретаемое родовое имение, многое пришлось передумать бывшему вояке, бывшему заключённому, а теперь уже нынешнему вполне состоявшемуся пенсионеру, верой и правдой отслужившему своей фирме по производству лаков и красок.
Ещё только выйдя из лагеря перемещённых лиц, он надеялся, что всё уладится, и верил, что когда-нибудь уйдут русские из их оккупационной зоны, куда попали и его родовые владения, и опять всё будет как прежде.
Но холодная война спутала карты, поставила было крест на ожиданиях. Снова местные власти вспомнили о прежней гестаповской карьере Курта Штернберга. Едва успел он сбежать, в чём был, не прихватив ничего из, отчего дома.
И вот она – такая долгожданная перемена. После воссоединения Германии вновь хозяином возвращается в родные края, чтобы показать и жене, и внуку их родовое гнездо.
Свернув в сторону от шоссе, такси проехало ещё немного по проселку, затем по старому парку, после чего заскрипело тормозами на посыпанном мелким жёлтым песком дворике у обширного дома.
Само здание величественно и будто снисходительно принимало перемены, будучи выстроенным в готическом стиле, напоминавшем о бренности бытия.
– Здесь, господин Штернберг, до недавнего времени располагался культурный центр сельскохозяйственного кооператива, а ныне замок решением суда освобождён для подлинного хозяина и даже приведён в надлежащий вид!
Скороговорка экскурсовода вовсе не занимала внимания семьи барона. Все приехавшие прекрасно знали, что их ждёт здесь, на земле предков. Более того, уже и планы намечены, что разместить в усадьбе – небольшую гостиницу для туристов, которых манило на воссоединённые земли.
Осмотр многочисленных комнат и холлов привёл старика барона в ещё более приподнятое настроение.
Напевая что-то бодрое себе под нос, он закурил сигарету и обернулся, протягивая раскрытую пачку «Кента» сыну. Но того рядом не было.
– Где Роман?
Задал вопрос, начиная не на шутку волноваться.
– Отстал, видно, – донеслось в ответ. – Наверное, на чердак забрался, ты же знаешь, как влекут его старый хлам и паутина, - снисходительно к шалостям внука улыбнулась старуха баронесса.
– На чердак, говоришь? – переспросил супруг. – А ну-ка и я туда поднимусь.
Гудящие при каждом шаге дубовые ступени винтовой лестницы привели старика на самый верх – под крышу особняка.
– Да, здесь все эти годы особых гостей точно не было, – протянул он, оглядывая разный хлам, ярко освещённый лучами полуденного солнца, свободно проникающими через хотя и запыленные, но широкие стёкла чердачных окон.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:27 / Сообщение 28 |
|
Сообщений: 8825
| Перед ним были старая мебель, подрамники с не нужными никому теперь, кумачовыми лозунгами, разбитые ящики да позеленевшие от времени трубы мятых духовых инструментов. Все вместе они говорили о том, что прошлые годы единственным предназначением чердака было то же, что и при хозяевах – хранилище ненужного хлама.
Его-то и разбирал сейчас Роман, добираясь в дальний, менее всего освещённый угол. Он отлично знал по рассказам отца, что именно там и стоял сундук со старым семейным архивом.
– Вот он, как ты и говорил, – обернулся Роман на шаги деда. – Сейчас ещё глянуть бы, что сохранилось из его содержимого.
Он поднял отломанную от древнего кресла массивную ножку и ловко, двумя ударами, сбил проржавевший навесной замок.
И как будто и не было многих десятков лет, прошедших с той поры, как Курт бросил сюда вместе с фотоальбомами, дневниками, письмами и ненужными счетами свой лагерный мешок с парой книг из числа тех самых, что прихватил у Фердинанда Оссендовского, спасаясь от русских из охваченной пожарами Варшавы. Всё это, по-видимому, так и лежало долгие годы, густо припорошённое пылью.
Роман сбегал вниз, прихватил оттуда полотняный чехол, прежде накрывавший рояль, и набил его содержимым сундука:
– Вы как хотите, а у меня сегодня этого чтива на всю ночь, – просто объяснил он своё любопытство. – Очень уж охота познакомиться с родословной.
Такая хватка даже смутила старого Штернберга.
– Подожди, Роман, – попытался он охладить деятельного не в меру внука, – есть у меня к тебе разговор, только попозже и до того, как возьмёмся за эти бумаги! – мягко положил ему на плечо свою старческую руку Курт Штернберг.
Затем, словно помолодев на добрых четыре десятка лет, первым сбежал вниз по винтовой лестнице их родового имения.
То, что предстояло услышать Штернбергу-младшему, действительно, оказалось неожиданным.
Его мать – дочь Курта фон Штернберга – никогда особо не интересовалась их родословной. Вот и теперь, когда старики со своим внуком отправились вступать во владения, родители Романа остались дома, заниматься своим обычным бизнесом, доверив им, троим разобраться с недвижимостью, благополучно возвращённой семье после окончания социалистического прошлого Восточной Германии.
Совсем другим по складу ума был их сын, недаром названный в честь далёкого предка; он, как и тот, исступлённо увлекался всем экстремальным. Пускался в путешествия и приключения, какие только были возможны в наступившем просвещённом двадцать первом веке. Он со всей страстью горевшей души принял историю, прежде хранившуюся в большом секрете даже от родных.
У Романа Штернберга, впрочем, не было обиды на то, что он так поздно узнал откровения из жизни деда и историю его поисков сокровищ диктатора Хутухты. Вместо этого пришло иное чувство – подлинный восторг. Еще бы – его простак-дедушка, пенсионер захудалой химической фирмы, только и отличавшийся от прочих обывателей разве что баронским титулом, оказывается, настоящий герой войны!
Но не только это впечатлило парня в его «предке». Он ещё и хранитель тайны, способной в прямом смысле озолотить её открывателя. Нужно было только «по уму» распорядиться новыми фактами.
– Ну, а дальше что было, когда вернулся из лагеря? Нашёл тебя советник Ласнер?
– Вернее, я его. Только не самого советника, а его вдову.
Узнал парень, что этот, некогда важный имперский чиновник так и не дождался возвращения своего посланца.
– Сам-то генерал подорвался на партизанской мине. Но туда ему и дорога, – заявил старик. – Хотел отсидеться в бомбоубежище, пока другие для него каштаны достают из огня.
И действительно выходило именно так. Ведь, что и говори – на верную смерть посылал он Курта Штернберга в Варшаву, когда со дня на день туда должны были войти русские.
– Ни в жизни не поверю, что он – партийный бонз, не знал всех подробностей, заметил ветеран. – Только, впрочем, что мы всё о нём да о нём.
Старик потянулся за новой сигаретой, прикурил её от огня протянутой внуком зажигалки и глубоко затянулся ароматным табачным дымом:
– По-первой, как только выбрался с восточной зоны оккупации, не представлял, на что жить.
Поведал он внуку, что успел тогда горько позавидовать другим, кто успел хоть что-то с фронта привезти, прихватить с собой фамильные драгоценности. А он вот даже узелок свой варшавский на чердаке оставил. Это потом пособие назначили как ветерану войск СС.
В самые первые дни свободы, когда уже сошёл с попутки в Мюнхенском пригороде, готов был хоть с протянутой рукой идти. И тут вдруг услышал, что есть неподалёку имение богача Ласнера...
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:28 / Сообщение 29 |
|
Сообщений: 8825
| Долго тогда не хотела открываться тяжёлая дубовая дверь роскошного особняка перед оборванцем в потрёпанном воинском мундире.
– Передайте генералу, что это я – барон фон Штернберг, – прокричал посетитель сквозь зеркальное стекло дворецкому.
Но тот оказался несговорчивым.
– Господин советник погиб в январе 1945 года, – донеслось из-за двери. – Вдова же никого не принимает.
Это обстоятельство совсем выбило из колеи незваного гостя.
– Как так – погиб? – разочарованно протянул Курт.
Комкая в кулаке машинально сдёрнутую с головы шапку, он повернулся и пошёл прочь, хрустя истоптанными ботинками белым ракушечником, покрывавшим дорожку до самого выхода из старинного парка, который тёмными кронами столетних елей пытался отгородить этот частный мирок от всех потрясений истории, но так и не сумевший сделать этого.
– Постойте, господин барон, – донеслось вдогонку.– Фрау Ласнер готова принять вас.
...Помощь влиятельной вдовы тогда значительно облегчила положение беглеца из Восточной Германии.
Вначале она ввела его в круг своих знакомых. Потом Штернберг вступил в Общество взаимопомощи бывших военнослужащих войск СС (ХИАГ). Там для активиста возрождения былой мощи государства нашлась, хоть и не ахти какая, но всё же – работа. Да и потом время от времени следовали звонки, помогавшие ему в жизни. Вот и щедрая пенсия от военного ведомства – её рук дело.
– Слушай, дед, а ты не пробовал узнать у вдовы что-нибудь о поисках самого генерала? – загораясь идеей поиска сокровищ, просил Роман. – Вдруг да у него имелся ключ к разгадке – куда дел Фердинанд Оссендовский военную добычу нашего предка?
На что у собеседника, действительно, уже имелись кое-какие новости.
– А как же, – невозмутимо пыхнул сигаретой барон. – Да она сама мне все рассказала.
В тот час откровения с престарелой фрау Ласнер многое, но, к сожалению, не всё, сумел узнать продолжатель дела её погибшего мужа. Более того, вдова намекнула, что у неё есть какие-то бумаги, доставленные ей из личного сейфа советника после похорон, и даже предложила Штернбергу войти в долю. В надежде, что он в Варшаве что-то пронюхал.
– И ты, конечно, согласился?!
– Как бы ни так. – С усмешкой ответил дедушка новоявленного кладоискателя, вновь доставая сигареты. Закурив очередную, уже которую по счёту сигарету, нисколько не заботясь о своём здоровье, он продолжил:
– У нее за спиной, видимо, так и вились эти стервятники из общества старых членов СС.
Тут Роман и сам понял, что угрожало его предку: выведали бы всё, и поминай как звали доверчивого простака.
– Впрочем, мне и в действительности рассказать ей было нечего, – впервые откровенничал Штернберг-старший. – Ну, видел я старика-поляка перед его смертью. Ну, подтвердил он мне, что было золото. А вот куда дел, так и не успел сказать.
– Эх, действительно, что нам теперь с этого барахла, – презрительно кивнул Роман на принесённый с чердака сверток с документами.
– Однако, тут ты не прав, – усмехнулся барон. – Не такой уж я простофиля, как тебе кажется. – Он с усмешкой наблюдал, как вытянулось от удивления ещё больше и без того худое лицо наследника. – И ехал сюда я не просто так, а в надежде именно их, и отыскать на чердаке.
На что Роман недоверчиво протянул:
– Чтобы передать фрау Ласнер?
Не без сарказма вырвались слова у молодого парня. Но и получил он на это от своего «гросфатера» крепкую отповедь.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
| Чулышман
Автор |
21.09.2011 / 00:29 / Сообщение 30 |
|
Сообщений: 8825
| – Та уже в мире ином, – ответил старый барон.– А вот наследники её оказались сговорчивее. Продали-таки досье покойного генерала.
Улыбка тронула тонкие, ввалившиеся на беззубых дёснах губы барона.
– Где ж оно? – воспрянул духом, погрустневший было Роман.
– Тут, у меня с собой, – похлопал старик по плоскому кейсу, привезённому в родовое гнездо из Мюнхена.
– Как ты понимаешь, ночевать здесь негде, – рассудительно заметил он.– Пока вещи не привезли. – Всем своим видом Курт Штернберг, из солидарности, нисколько не показывал состояние удручённости сложившимися обстоятельствами. – Так мы бабушку отправим в ближайшую гостиницу, а сами займёмся бумагами, – как о давно решённом вопросе сообщил он.
Когда на примчавшемся по телефонному звонку такси фрау баронесса отбыла в отель, заговорщики взялись за документы, вынутые из чемоданчика-дипломата.
Толстая папка, где лиловым штампом на корке раскрылся на свастике орёл, несла на себе чёрную строчку готического письма «Совершенно секретно».
А под ней оказалась еще одна, только с иным титулом на сером картоне: «Народный комиссариат Внутренних дел СССР».
– Что это?
– Документы из архива, захваченного ещё в начале войны в одном из управлений НКВД, – ответил Курт. – Сам удивляюсь, как эту папку Ласнер сумел для личных целей изъять.
И уже оба они удивились не меньше, как еще потом и вдове она досталась?
Не дослушав деда, сгорая от любопытства. Роман принялся за чтение. Пригодился русский язык, язык предков, который заставляли его изучать в семье Штернбергов ещё в детстве.
«Что ж, мальчик, здесь ты точно преуспел», – непроизвольно подумал барон, вслушиваясь в правильный литературный русский выговор внука, довольно бегло начавшего знакомиться с документами из папки, испещрённой внушительными наименованиями и рукописными визами.
«Дело о гибели инструктора государственной охраны МНР, сотрудника ОГПУ гражданина Щетинкина Петра Ефимовича».
– Это ещё кто такой? И причём тут наш Оссендовский? – оторвался от чтения на обложке Роман.
Его строгий предок оставался совершенно невозмутимым.
– Там узнаешь.
И действительно, к самому утру, многое прояснилось. Когда перевёрнули последний листок из обширного розыскного дела. Тогда перед кладоискателями из протоколов допросов, донесений, других документов, как на ладони предстала судьба Петра Щетинкина – «Железного батыра», как еще звали его в Монголии в том году, когда именно он оборвал карьеру диктатора Хутухты, барона смерти – Унгерна.
Мир скучен для скучных людей.
|
| |
| |
