В волчьем кольце.

Дрожащими от усталости ногами я нащупал на склоне тропинку, одну из многих, протоптанных здесь дикими козами или отарами овец. Склон стал положе, и тропинка расширилась. Под ботинками шуршали камешки. Вдруг сзади что-то словно хрустнуло. Я оглянулся... В темноте метались две большие светящиеся зелёные точки. Чуть выше я увидел еще две такие же и понял: волки.

Я не испугался -- в руках был ледоруб. Замахнувшись им, я, сам не понимая зачем, зарычал, подражая неведомо какому зверю. Волки остановились, но не ушли. Я пошёл прямо на зелёные огни их глаз. Десять, двадцать, тридцать шагов. И остановился: этак можно и в аул вернуться.

Так мы -- я и волки -- стояли несколько секунд друг против друга, ожидая, кто первым тронется с места. Засверкала ещё одна пара глаз. И тогда я попятился, а затем повернулся и быстро пошел к перевалу. Но теперь уже не только сзади, но и сбоку, и впереди зловеще сверкали огоньки.

Я взглянул вверх. Там мирно светили звёзды.

Спотыкаясь на кочках, задыхаясь, цепляясь руками за сухую траву, я рванулся на крутой склон, каждый миг ожидая нападения. Силы покидали меня, ноги отказывались идти...

-- У-у-у-у-вв-в-ву! -- зычно и протяжно донеслось сверху.

Я выпрямился, поморщился от нехорошей мысли: "Волки-то голодные!" -- и увидел, что там, где кончался крутой склон и полагалось мерцать звёздам, суетливо дергается густой ряд многочисленных зелёных огоньков.

"Кольцо!" -- мелькнуло в голове. И еще: "Это конец!"

Я отчаянно выругался, сорвал рюкзак с плеч и ткнул в ноги, зачем-то зажав меж ступней, вскинул ледоруб клювиком вперед, готовясь нанести смертельный удар, во всяком случае первому зверю, который бросится на меня.

-- Хто есть? -- спросил кто-то сверху взволнованно.

-- Это я, альпинист! -- прохрипел я, удивляясь человеческому голосу. Светящихся точек снизу и по сторонам уже не было. Но выше, вокруг чёрной фигуры, заслонившей Млечный Путь, сновали десятки пар зёленых глаз.

-- Иди мене, -- снова сказал кто-то резко и, как показалось мне, сердито. Лай собак заглушил другие слова.

Я поспешил на голос. На площадке над крутым склоном оказалось трое высоких мужчин. Прикрывая меня от собак, рычащих и бросающихся к ногам, они молча повели к костру, огонь которого виднелся в десятке шагов сквозь широкие щели между валунами, из которых были сложены стены пастушеского коша. Сланцевые плиты служили ему крышей. Кош стоял на бугорке, посреди пологой заболоченной площадки.

Только возле огня, стоя на коленях (в низком жилище нельзя было встать в полный рост) и вытирая слезы, навернувшиеся от едкого дыма, я рассмотрел, что мои спутники держат в руках винтовки. "Кто они?" - мелькнуло в голове, и я настороженно огляделся.

-- Боисся? -- сказал старший из трёх, сухой и высокий старик. -- Не боись -- свои, кабардин, колхозный пастух, -- и, когда я улыбнулся, сухо добавил, -- Тебя собаки волка принял. Они волка воют, людей лают.

-- Волки действительно шли за мною. Как идти дальше, в ущелье Исыган-су? -- спросил я.

-- Хочешь, чтобы волк съел тебя? Куда идёшь? За перевал -- пустой долин. Там нет людей! И какой ти альпыныст -- один ходишь! Альпыныст группа ходить!

Хотел я было объяснить, почему сейчас один, но старик взмахом жилистой руки указал на место у костра и сердито заключил:

-- Тут утра спи, станет рано -- разбужу, иди дальше.

Глупо было возражать, и я послушно кивнул головой. Пастухи почти тотчас ушли в темноту, откуда доносилось блеяние овец и мычание коров. А я, не в силах подняться от усталости, сидел один у костра и вяло подбрасывал в огонь ветки рододендрона. Остался неприятный осадок от слов старика. А ведь он не знает, что заставило меня идти в одиночку. Нужно было объяснить всё.

Жёлтое пламя вспыхивало перед моим лицом, мигало на закопчённом потолке и стенах коша. В глазах рябило от огня и усталости. Голова склонилась на грудь, и я заснул.

Мне снились отвесные стены. Я стоял где-то на обледенелой полке, холодея от ощущения близкой бездны. Горы прыгали в каком-то странном танце. Вдруг что-то треснуло, будто распороло воздух, и надо мной, грозя сбить, пролетели ледовые глыбы. Ещё несколько раз оглушительно прогрохотало, и всё заволокло фосфоресцирующей розовой пеленой. Потом кто-то кричал, и ему откликнулись из красного тумана. Кто-то голосом старика что-то говорил, кто-то отвечал. Меня будто бы подвинули, и тут только я почувствовал, как покалывает придавленную телом руку. Горело лицо, было душно, тесно. Я вздрогнул и проснулся.

Костёр догорал. За порогом брезжил рассвет.

-- Пора идти, алпыныст! -- сказал старый пастух. Он стоял на коленях над моей головой и тряс меня за плечо. Я приподнялся и осмотрелся. Молодые кабардинцы спали по другую сторону костра, завернувшись в бурки.

-- А вот посмотри, -- показал старик. У выхода из коша лежала овца, окровавленная, задранная хищниками; на изгороди висела шкура убитого ночью волка, а поодаль, рыча, догрызали его тушу сторожевые собаки.

-- Так было бы и с тобой! -- произнес старик, проследив за моим взглядом.

-- Будешь кушать? -- спустя миг спросил меня старый кабардинец, развязывая свёрток и выкладывая мясо, лепешки, сыр.

Было рано, и, может быть, поэтому или ещё и от усталости есть не хотелось.

-- Спасибо, отец, -- сказал я. И только сейчас увидел, что я лежу на войлоке и укрыт тёплой буркой.

-- От всего сердца спасибо, отец! -- повторил я растроганно. И чтобы не обидеть старика отказом, я взял кусок мяса, пресную лепешку и съел их. И опять вспомнился ночной упрёк пастуха.

-- Отец, -- сказал я решительно, -- вы не думайте, что я так, без толку шатаюсь по горам.

Старик взглянул на меня мельком, а я продолжал:

-- Иначе было невозможно, отец! Там, в верховьях ущелья Исыган-су, меня ждут товарищи. Мы пришли вшестером. Сначала целую неделю пережидали непогоду. Помните, как поливало? Наверное, и у вас здесь был ливень?

Старик кивнул головой.

-- Ну, а у нас там сыпал снег...

-- Ти с группа Лександра Семёныч? -- неожиданно перебил старик. И получив подтверждение, сказал, -- я знай его! Он много раз был здесь раньше.

-- Да, отец, -- подтвердил я, -- он руководитель экспедиции. Три дня назад, как только ночью впервые прояснилось, мы поднесли рюкзаки группы Семёныча на перевал. Проводили их, команду мастеров, а сами втроём пошли вниз на бивак. Мы должны наблюдать за их восхождением. Пришли вниз, а там уже запасной палатки нет. Лавина снесла её утром, когда мы ушли. А в палатке были все продукты... Ведь мы бивак в непогоду устраивали. Не видели склона, не знали, что оттуда на нас может сойти снег. Только в другой палатке случайно брынза уцелела...

-- Неужели? -- встрепенулся старик. -- Когда так был?

-- Три дня назад, -- ответил я. -- Теперь наш лагерь на другом месте стоит. Но мы остались без еды, а уйти нельзя -- ведь мы наблюдаем за восходителями, у нас с ними связь. Если мастера дают зелёную ракету, значит, у них всё в порядке, если красную -- значит, беда и нужно бежать через тот перевал в аул, звонить по телефону в альплагерь, чтобы слали помощь.

Я помолчал, думая, чего я ещё не всё объяснил, вздохнул и сказал тихо, смущаясь своей жалобой:

-- Два дня мы делили брынзу по сто граммов. Но ведь мастера еще четыре дня будут на гребне. Вот и сказал я ребятам вчера, что пойду вниз за продуктами один. Сегодня там ни крошки нет.

-- Теперь что кушать будут? -- воскликнул старик.

-- Есть что кушать, отец, -- успокоил я. -- Ведь я вчера днём ходил через перевал в аул. Где-то тут снизу прошёл, вас не видел. В ауле много продуктов купил -- на неделю хватит. Я хотел в один день обернуться. Теперь хотя бы к утренней ракете поспеть, ребята ведь голодные...

Уже совсем рассвело. Я вылез наружу, пожал на прощание морщинистую руку кабардинца и пошёл, сгибаясь под тяжестью рюкзака. Дорогу уже не нужно было спрашивать: я шёл навстречу восходу к видной издалека седловине перевала. Холодный туман спал в глубоких ущельях. Сырой морозный воздух застыл над хребтом. Я был уже в ущелье и пробирался между большими валунами морены, когда золотыми красками заиграли в солнечных лучах ледовые купола вершин. Сердце щемило от вчерашнего напряжения.

За грудой больших валунов был наш лагерь. На гребне морены я увидел Ивана. Он напряжённо всматривался вдаль, держа наготове ракетницу: подходило время связи с командой мастеров. Илья, видимо, спал в палатке.

Над вершинами гребня в синее небо взмыла зелёная ракета. Я присел на камень, не снимая рюкзака, и устало улыбнулся: у мастеров всё в порядке. И здесь, на наблюдательном пункте, тоже. На душе было хорошо и спокойно: свой долг перед товарищами я выполнил.

ОТ РЕДАКЦИИ: Уже не первый раз "ВВ" публикует материалы Г.Анохина. Он за свою туристскую "карьеру" прошёл более 40 сложных маршрутов, впервые применил в горных походах траверсы хребтов, был первым председателем центральной горной комиссии ЦС по туризму и экскурсиям (в конце 60-х -- начале 70-х годов). 17 января 2000 г. Генриху Иосифовичу исполнится 75 лет. Всем бы в этом возрасте такой энергии и ясности ума!